облако тэгов
Ирина Епифанова:
Автор затеял любопытную литературную игру и написал фактически «Учение дона Хуана», только по-русски, где вместо Кастанеды цесаревич Алексей, а в роли хитроумного индейца — Григорий Распутин.
Распутин — своего рода маг, он является мальчику во снах и в яви и учит его всяким волшебным штукам, вызывать природные явления, видеть судьбинные сны. В итоге перед нами написанная прекрасным языком то ли попытка русского магического реализма, то ли изящная постмодернисткая шутка (отсылок в тексте множество, тут вам и Чернышевский, и Горький и даже Летов).
Единственное «но» для меня в том, что я с трудом переношу бессюжетную прозу крупного объема. Здесь автор, по ощущениям, в какой-то момент очень увлёкся своей игрой и демонстрацией языковых и стилистических возможностей и выдал по объёму роман, а по сути ту же идею и приёмы можно было реализовать в рассказе или небольшой повести. Но красиво и ловко написано, этого не отнять.
Евгений Лесин:
Читать невозможно уже с самого начала, хочется молиться на советскую власть, когда авторов хотя бы редактировали.
Цитирую: «И тут произошло неожиданное и ужасное: Григорий резко, галопом скакнул из-за стола и ударил по столу увесистым кулаком своим с такой силой, что тарелки с гербами задребезжали уже наяву». Галопом нельзя прыгнуть. Потому что галоп представляет собою «трехтактный» (походку, чаще всего лошади, но необязательно) «в три темпа».
Что значит – ударил кулаком своим? А мог и чужим, что ли? Нет, подобное словесное усиление, перенасыщение и загромождение может быть и приемом. Но автор везде вставляет слово «свой», читаем же предложением ранее: «Тот же водил бездонными глазами по лепнине потолка, словно боясь посмотреть на кого-нибудь, чтобы ненароком не истребить его своим взглядом…» Здесь-то зачем – вставлять «своим»? Ну а каким еще взглядом?
Автор хочет, видимо, сделать текст «ярким» и «густым», узнаваемым. Его и впрямь легко узнать. Узнаешь и хочется бежать, как от огня.
Что перед нами? Мистическая фантастика? Историческая фантасмагория? Сюжет дремуч, речь персонажей утомляет неимоверно. Вспоминается Пимен Карпов, но Карпов – гений, ему можно. Карпов писал плотно и коротко, а не растекался компьютерной мышкой по темному лесу романа. Стихи еще зачем-то на каждом шагу, нерусская речь. Тянет автора в 19-й век. Так там тоже редакторы были. Они, правда, авторов не правили, как в СССР, а просто гнали.
Хорошее было время.
Екатерина Писарева:
Помню этот мистическо-эзотерический роман Товарища У, где фигурировали Распутин, Ленин и цесаревич Алексей, еще с «Нацбеста» – тогда он показался мне ходульным и довольно беспомощным. Сначала не поняла, что в «Новых горизонтах» он же, тот самый, почти четырехсотстраничный неподъемный текст, неловко заигрывающий с русской литературой и русской историей. Ан-нет, снова здравствуйте.
Если честно, в этом романе нет ничего, что могло бы меня заинтересовать: от сюжета до приемов. Я с большим уважением отношусь к постмодерну и могу себе представить довольных читателей романа «Алешины сны», но это, увы, не я.
Распутин, смешав свою кровь с кровью царевича Алексея и тем превратив его в духовидца, водит его по виртуальным мирам, иногда сугубо литературным (Вера Павловна и ее «миленький»), иногда фантастическим (вечный старец-государь-император), иногда фантасмагорическим (Распутин беседует с Александром Блоком, называя себя при этом Егором Летовым). Распутин все видит и все понимает, но предотвратить ничего не может, Алешу ему жалко, Аликс костлявая, государь кроткий, но стреляет ворон, Вырубова толстая и восторженная. Еще есть Ктулху (Втулка), Бони-М, солнечному миру да-да-да, и вообще всякий постмодерн второй свежести. При том, что автор явно настроен показать дикую и мощную, хтоническую Россию, все получается довольно камерно, умеренно и аккуратно. Опять же, текст такого рода вполне мог появиться где-нибудь в 90-х, такой Пелевин-лайт.
ЧАРОЎНЫ ТРУСІК ЦЕСАРЕВИЧА
Умный Кролик
Сел за столик.
А затем в одно мгновенье
Сочинил стихотворенье:
Умный кролик
Сел за столик
Генрих Сапгир
Это прекрасная книга хорошего автора, и она, безусловно, достойна какой-нибудь премии. Например, даже какой-нибудь мрачной контркультурной премии (может, они до сих пор существуют).
В чём тут дело? Роман честно следует заявленному в названии. Есть мальчик Алёша, наследник-цесаревич, есть старец Распутин, есть Государь с императрицей, Ленин, Горький и уйма всякого народа. Алёше снятся сны, во снах ничего хорошего — ужас и разорение.
Под конец сны перестают сниться, потому что Алёшу выводят в подвал, чтобы сфотографироваться на дорожку, и вот он уже идёт по полю вместе со старцем в даль светлую. Там отчего-то в этот сон вдруг врывается Томский обком и Егор Лигачёв, но, извините, если вас вывели в подвал какие-то неприятные люди, какие могут быть претензии к смыслу этой детали.
Конструкция сюжета хорошо описывается известной кинорецензией 2009 года на фильм «Адмиралъ»: «Что-то задевало за живое. Плакали. Хотя, может, это я только такая сентиментальная, а вам совсем не понравится… Конец немного предсказуем. Где-то с середины фильма было такое чувство, что в конце Колчака расстреляют. Так и вышло».
Беда этого текста, который, видимо, писался очень долго, очень старательно и очень начитанным человеком, что он сделан не для читателя.
Он наполнен тысячами цитат, некоторые стихотворения цитируются страницами, а то и просто полностью, всё, что возможно, бережно принесено и положено на стол.
Но вместе это не соединяется, и примером тому история с кроликом.
Это очень примечательная история. В 2009 году на отборочном туре детского «Евровидения» один белорусский мальчик спел песню «Волшебный кролик» (Чароўны трусік) с припевом на выдуманной латыни «Этис Атис Аниматис». Песня чем-то была похожа на «Кармину Бурану» (они все от неё отправляются), и сразу же вызвала подозрения в сатанизме. Там был ещё примечательный текст:
Волшебный кролик
Рисует мелом нолик
Латынь изучает
Стихи сочиняет
Волшебный кролик
Рисует мелом нолик
Стихи сочиняет
На скрипке играет
Волшебный кролик
Рисует мелом нолик
На скрипке играет
По маме скучает
Но уж поверьте, всякая любовь к матери-крольчихе была побоку, когда возник сюжет вызывания тёмных сил на детском конкурсе песни. Жизнь богаче наших представлений о ней, и я, как ни думал украсть и использовать этого кролика, сделав его главным мотором какого-нибудь повествования, не придумал как. Юрий Демидович, этот самый мальчик, благополучно поёт и сейчас, если судить по его аккаунту в контакте.
Но в романе «Алёшины сны» он появляется, так сказать, в полный рост и приходит во сны к цесаревичу.
Но вот беда — это механическое соединение. На лабораторном столе сидит кролик, рядом колба с дымом детских снов, рядом старец Распутин делает что-то неприличное с фрейлинами, выходит Ленин и читает речь, появляется Горький и Блок. А вот синтеза не происходит, даже того синтеза, который производит известный поэт Бродский в поэме «Представление».
То есть кролик сам по себе, а цесаревич сам по себе.
И получается так, что историческая канва, где «конец немного предсказуем», никак не взаимодействует с мутными, полными пророчеств, снами. Ну да, старец говорит на выдуманном простонародном языке, ну да, Блок очаровывается, а Горький разочаровывается, но об этом нам написали не тысячи, а десятки тысяч мемуаристов, писателей, даже Валентин Пикуль сообщил нам у последней черты, а Элем Климов снял целый фильм с прекрасными актёрами.
Нет, автор иллюстрировал свою книгу и это прекрасно — всё как я люблю, чёрно-белые рисунки. И затраченные усилия у меня вызывают уважение.
И да, тут повсеместный «пелевин» с его пророчествами и смешением реальной истории с абсурдными объяснениями исторических событий. Один Пелевин уже есть, и, гарцуя на своей лошади, кричит, что Боливар не снесёт двоих. Но я вовсе не пеняю автору примером «Хрустальный мир», а просто пытаюсь понять, как работает такой метод описания действительности.
Но вот что мне кажется — у этой литературы есть свои, вполне новые горизонты. Бог с ней, с оригинальностью и оглядкой на авторов прошлого, именно эта конструкция имеет будущее — вязкий, плотный текст, предсказуемость, удовольствие читателя от того, что он узнал знакомые стихи и, конечно, чаровный кролик в меловом кругу.
С чем мы и поздравляем автора.
Текст В. Мироненко «Алешины сны» производит очень странное впечатление не из-за своего качества (написан он вполне профессионально), а из-за сомнительности изначальной посылки автора – взять реальный эпизод российской истории начала ХХ века и превратить его в мистико-фэнтезийную историю. Поясню в чем дело: заявленные в названии «сны» являются цесаревичу Алексею Николаевичу, наследнику престола Российской империи. А главным героем книги фактически оказывается Григорий Ефимович Распутин.
И поэтому в повествовании сразу же проявляется одна художественная особенность любых книг про «фантастический» взгляд на реальные события история (особенно это характерно для «попаданческих» историй, но и в других субжанрах он тоже проявляется) – невольно возникающая бестактность в обращении с трагическими событиями истории. В данном случае – еще и с оттенком невольного кощунства: не будем забывать, что цесаревич Алексей – мученик и святой Русской православной церкви.
Может быть, подобный подход и мог сработать как элемент создания «шок-контента» в каком-нибудь другом произведении, но в «Алешиных снах» он точно не действует. От текста возникает впечатление нарочитой спекуляции на трагедии исторических персонажей для привлечения внимания читателей – и не более того. Проведите простой эксперимент – замените Алексея Николаевича на обычного мальчика из обычной семьи, а Г.Е. Распутина – на абстрактного практикующего экстрасенса – и произведение сразу станет занудным и неинтересным. С другой стороны, и в существующем варианте романа читатель не ждет глобальных неожиданностей – он ведь хорошо знает, что произошло с прототипами главных персонажей книги в 1916 и 1918 годах.
Вообще в рамках возможного «иного взгляда на случившиеся исторические события» ничего нового книга не дает – запутанная и сложная история взаимоотношений Распутина и царской семьи, в отношении которой было сказано слишком много клеветы и лжи со стороны «образованного общества», по сюжету излагается скорее традиционно. А попытки автора вводить в повествование аллюзии на современную массовую культуру («вороны не то, чем кажутся», «кастанедовщина» в поведении Распутина и т.п.) производят впечатление неуместности и играют на разрушение правдоподобия в описании событий.
«Адресность» книги не понятна: любителям текстов про то, что «не так все было» произведение покажется недостаточно остросюжетным, а читатели исторических романов сочтут его неправдоподобным и надуманным.